свобода. равенство. блядство.
что происходит, мама? мы друг другу чужие люди. мама, что с нами?
один из зверей срывает цепь и вырывается горлом, бросается словом в лицо. ты отворачиваешься, тебе больно. ты плачешь. мы стоим посреди набитого автобуса. ты ревёшь. а я не знаю, что нужно делать. я пытаюсь что-то сказать, но ты не хочешь меня слушать. ты даже не поворачиваешься. мы едем по одному в мерном гуле автобуса. ты в слезах. а я в молчании. мы уже вышли на остановке и идём. я тебе что-то про надень перчатки, замёрзнешь, предлагаю руку, скользко. но ты продолжаешь вытирать мокрое лицо и говоришь, что не видеть ни слышать не желаешь больше. к концу дороги все же хватаю за руку. начинаю что-то говорить. всё в бестолку. ты уходишь дальше по этому чертову холоду в грёбаную парикмахерскую, а я плетусь домой, наконец, разрешая захлебывающимся рыданиям голосом пробраться из самого нутра глотнуть морозного воздуха.
завтра у мамы день рождения
один из зверей срывает цепь и вырывается горлом, бросается словом в лицо. ты отворачиваешься, тебе больно. ты плачешь. мы стоим посреди набитого автобуса. ты ревёшь. а я не знаю, что нужно делать. я пытаюсь что-то сказать, но ты не хочешь меня слушать. ты даже не поворачиваешься. мы едем по одному в мерном гуле автобуса. ты в слезах. а я в молчании. мы уже вышли на остановке и идём. я тебе что-то про надень перчатки, замёрзнешь, предлагаю руку, скользко. но ты продолжаешь вытирать мокрое лицо и говоришь, что не видеть ни слышать не желаешь больше. к концу дороги все же хватаю за руку. начинаю что-то говорить. всё в бестолку. ты уходишь дальше по этому чертову холоду в грёбаную парикмахерскую, а я плетусь домой, наконец, разрешая захлебывающимся рыданиям голосом пробраться из самого нутра глотнуть морозного воздуха.
завтра у мамы день рождения